Неточные совпадения
Через минуту Самгин имел основание думать, что должно повториться уже испытанное им: он сидел в
кабинете у стола, лицом к свету, против него, за столом, помещался офицер, только обстановка
кабинета была не такой домашней, как у
полковника Попова, а — серьезнее, казенней.
Все вещи были сдвинуты со своих мест, и в общем
кабинет имел такой вид, как будто
полковник Васильев только вчера занял его или собрался переезжать на другую квартиру.
Вечером в этот день доктор зашел к маркизе; она сидела запершись в своем
кабинете с
полковником Степаненко.
Тот по-прежнему принял его в
кабинете, но оказалось, что
полковник обедает не в пять, а в шесть часов, и таким образом до обеда оставался еще добрый час.
— А! — произнес многозначительно
полковник. — Ну, этого, впрочем, совершенно достаточно, чтобы подпасть обвинению, — время теперь щекотливое, — прибавил он, а сам встал и притворил дверь из
кабинета. — Эти господа, — продолжал он, садясь около Вихрова и говоря почти шепотом, — господа эти, наши старички, то делают, что уму невообразимо, уму невообразимо! — повторил он, ударив себя по коленке.
По-видимому, однако ж, и моя смиренная рожица произвела недурное впечатление. По крайней мере, после обеда, когда Травников и Цыбуля ушли к
полковнику в
кабинет, она окинула меня взглядом и сказала...
Полковник Шульгович не сразу принял Ромашова: у него был кто-то в
кабинете.
Сначала из
кабинета доносился только глухой однотонный звук низкого командирского баса. Слов не было слышно, но по сердитым раскатистым интонациям можно было догадаться, что
полковник кого-то распекает с настойчивым и непреклонным гневом. Это продолжалось минут пять. Потом Шульгович вдруг замолчал; послышался чей-то дрожащий, умоляющий голос, и вдруг, после мгновенной паузы, Ромашов явственно, до последнего оттенка, услышал слова, произнесенные со страшным выражением высокомерия, негодования и презрения...
Не могу умолчать и об разговоре с губернским
полковником. Впустивши его в
кабинет, Митенька даже счел за надобное притворить за ним дверь поплотнее и вообще, кажется, предположил себе всласть отвести душу беседой с этим сановником.
Я его с собой за стол в
кабинете усадил да пригласил жандармского
полковника.
— Там
полковник один есть… Просто даже и ведомства-то совсем не того, отставной… Так вот покуда мы стоим этак в приемной, проходит мимо нас этот
полковник прямо в
кабинет… Потом, через четверть часа, опять этот
полковник из
кабинета проходит и только глазом мигнет!
В одном из особых флигелей поместился
полковник Пшецыньский и, вместе с генеральским адъютантом, запершись во временном своем
кабинете, озабоченно строчил официальное донесение.
Чтобы покончить описание
кабинета отсутствующего хозяина, должно еще упомянуть о двух вещах, помещающихся в белой кафельной нише, на камине: здесь стоит высокая чайная чашка, с массивною позолотою и с портретом гвардейского
полковника, в мундире тридцатых годов, и почерневшие бронзовые часы со стрелкою, остановившеюся на пятидесяти шести минутах двенадцатого часа.
Через два часа они приехали.
Полковник поселился в
кабинете, адъютанты в соседней комнате. Обедали они в столовой.
Саша идет в
кабинет. Чиновник казенной палаты сидит;
полковник, заложив руки в карманы и держа одно колено на стуле, стоит перед столом. В
кабинете накурено и душно. Саша не глядит ни на чиновника, ни на
полковника; ему вдруг становится совестно и жутко. Он беспокойно оглядывает Ивана Марковича и бормочет...
В ответ ему что-то бормочет чиновник казенной палаты, после него плавно и мягко начинает говорить Иван Маркович.
Полковник нетерпеливо двигает стулом и заглушает его слова своим противным, металлическим голосом. Наконец дверь отворяется и из
кабинета выходит Иван Маркович; на его тощем бритом лице выступили красные пятна.
Саша равнодушен, и волнует его только одно обстоятельство, а именно: за дверью величают его негодяем и преступником. Каждую минуту он готов вскочить, ворваться в
кабинет и в ответ на противный, металлический голос
полковника крикнуть...
Но вот в гостиной часы бьют два. Семейный совет кончен.
Полковник, чтобы не видеть человека, испортившего ему столько кропи, идет из
кабинета не в залу, а через переднюю… Иван Маркович входит в залу… Он взволнован и радостно потирает руки. Его заплаканные глаза глядят весело и рот кривится в улыбку.
Больше ничего не может сказать Саша. Он выходит из
кабинета и опять садится на стул у двери. Сейчас он охотно бы ушел совсем, но его душит ненависть и ему ужасно хочется остаться, чтобы оборвать
полковника, сказать ему какую-нибудь дерзость. Он сидит и придумывает, что бы такое сильное и веское сказать ненавистному дяде, а в это время в дверях гостиной, окутанная сумерками, показывается женская фигура. Это жена
полковника. Она манит к себе Сашу и, ломая руки, плача, говорит...
После каждого учения здесь собирались все, от
полковника до юнкера. Для офицеров сохранялось всегда несколько
кабинетов, носивших название полка.
Гиршфельд не ограничился одной своей квартирой и нанял другое помещение на бойкой торговой улице, где завел контору и принимал в известные часы. Обстановка конторы также была роскошна. Кроме того, как повествовали некоторые московские всезнайки. Николай Леопольдович был настоящим владельцем скромного
Кабинета справок и совещаний, существовавшего в Москве под фирмою отставного
полковника Андрея Матвеевича Вурцеля, большого пройдохи, служившего когда-то в штате московской полиции.